Новосибирская область: восстановление мясного рынка

Несмотря на то что статистика фиксирует рост животноводства в Сибири, в этой отрасли сельского хозяйства заметен существенный перекос. Последние пять лет налицо прогресс в производстве мяса птицы и свинины, а вот количество крупного рогатого скота пока не достигает уровня 2005 года — около 4,6 млн против 4,77 млн голов по итогам 2005 года. В большинстве регионов Сибири, как и в России в целом, наблюдается значительное превышение молочного поголовья над мясным, что объясняется высоким уровнем необходимых инвестиций в развитие мясного поголовья крупного рогатого скота (КРС).

Власти некоторых сибирских регионов, например Красноярского края и Новосибирской области, сегодня делают ставку на развитие мясного животноводства, обещая инвесторам помощь в открытии и развитии ферм. Эксперты считают, что возможности сбыта говядины у сибирских производителей сегодня весьма высоки. Одним из потенциальных и неос-военных рынков является Китай, отмечает Сергей Юшин, руководитель исполнительного комитета Национальной мясной ассоциации. Но для развития мясного животноводства на базе специализированных комплексов требуются очень серьезные инвестиции, поскольку производство качественного мяса сегодня высокотехнологично и предполагает высочайший профессионализм, что делает бесперспективным развитие отрасли на базе личных подсобных хозяйств (ЛПХ), отмечает наш собеседник.

— Сергей Евгеньевич, статистика показывает плавный рост сибирского животноводства. Но заметить его вживую нелегко. Немногие хозяйства рискуют вкладываться в эту отрасль из-за высоких рисков и больших затрат. Большая доля животных содержится на личных подворьях. На ваш взгляд, статистика в данном случае объективна?

— Если говорить о свиноводстве, то я далек от мысли, что у Росстата есть какие-то мотивы для подтасовки данных. Думаю, цифры, которые приводит статистика, корректны. Что касается поголовья КРС, у меня есть основания думать, что здесь нет возможности дать объективную статистику, поскольку у нас в стране более 65 процентов КРС содержится в хозяйствах населения. И я думаю, что этот процент в Сибирском регионе еще больше (по данным Росстата в хозяйствах населения в СФО на 1 января содержалось 53,4 процента поголовья КРС. — Ред.). С трудом себе представляю, как до каждого отдельного населенного пункта добирается статистик, чтобы все подсчитать. Что касается информации с мест, то с учетом политической составляющей, как сказал один уважаемый руководитель, там подсчитаны все головы включая голову директора департамента животноводства.

В любом случае я не думаю, что ставку в развитии мясного животноводства нужно делать на сельское население. Там действительно объем не растет, в лучшем случае пока сохраняется. И в принципе, объем производства в ЛПХ будет снижаться. А еще быстрее будет снижаться доля в производстве ЛПХ, потому что это производство низкотоварное, оно все равно не сможет быть интересным крупным потребителям, потому что это нестандартные животные, поставляемые не регулярно, а сезонно. Во многих случаях они просто не соответствуют сегодняшним меркам качества животных, требованиям переработки и потребительского рынка. Эффективность их прироста существенно ниже, чем сырьевых комплексов. И я не думаю, что нам было бы правильно делать акцент на развитии ЛПХ. Это очень важная составляющая, особенно для удаленных регионов и населенных пунктов с точки зрения поддержания дополнительных доходов населения. Но строить на основе ЛПХ современную конкурентоспособную отрасль невозможно. Мы про-играем всему миру.

— Но есть ли инвесторы, которые готовы заменить ЛПХ, вложившись в производство мяса?

— Как вы помните, у нас только 2 процента поголовья КРС относится к мясному скоту, а 98 процентов — это молочное стадо и собственно бычки от молочных коров. Это некий шлейф, и во многих хозяйствах откорм бычков на мясо является убыточным бизнесом. Так по всей стране. Во многом это связано с ложным представлением о том, что говядина должна быть дешевой. Вообще в мире говядина — это самое дорогое мясо из трех основных видов: свинины, мяса птицы и говядины. В советское время до 70 процентов себестоимости производства говядины субсидировалось из бюджета страны, поэтому говядина была чуть ли не дешевле колбасы. И психологически мы, конечно, к этому привыкли. И наши руководители тоже к этому привыкли. Понадобилось определенное время, чтобы объяснить им, что нам не нужно бояться более высоких цен на говядину, что, конечно, поднимет отпускную стоимость животных на убой. Если мы сможем компенсировать переключение потребительского спроса с дорогой говядины на более экономичные свинину и мясо птицы, то решим сразу две задачи: поддержим растущим спросом две отрасли — птицеводство и свиноводство. А для говядины создадим экономические предпосылки, и люди поймут, что туда можно вкладывать деньги. Кроме того, учитывая, что у нас это часть молочного производства, мы косвенно поддержим и его.

Сегодня такие меры уже предприняты — таможенно-тарифное регулирование в отношении говядины ужесточено. Несмотря на то что тарифные квоты на ввоз говядины увеличены с 450 тыс. до 530 тыс. тонн, были существенно подняты ставки на внеквотный ввоз, на который приходилось до 40 процентов общего объема. Плюс отменено такое понятие, как якобы дорогостоящая (за 3 евро) говядина, которая шла вне квот по низкой таможенной ставке. Сейчас эти меры толкнут цену на говядину вверх. И с точки зрения производителей это безусловный плюс. С точки же зрения населения, наоборот, говядина станет дороже. Но это должно быть нивелировано тем, что птица и свинина будут доступнее.

Сейчас один, по сути крупнейший в России, бизнес-проект мясного разведения КРС уже начинает реализовываться в Брянской области — это 100−тысячное поголовье мясного скота. Но при этом будет производиться всего лишь 30 тысяч тонн говядины в год. Инвестиции с учетом приобретения земли и прочих затрат составляют 17 миллиардов рублей. А теперь представьте, какие понадобятся деньги, если мы хотим на 300 тысяч тонн увеличить производство говядины в России. Получается уже не 17, а 170 миллиардов рублей частных инвестиций плюс еще государственные.

— Насколько реально, что эти деньги найдутся?

— Вопрос правильный. Но он заключается не в физическом наличии этих денег, так как сейчас ликвидность банков существенно улучшилась, кредитование восстанавливается. Вопрос в желании банков давать их на такие проекты и, конечно же, в процентных ставках. Ведь, несмотря на то что мы все радуемся снижению учетной ставки Центробанка (ЦБ), по кредитам по госпрограмме на 100 процентов субсидируется не фактическая стоимость кредита, а учетная ставка ЦБ. И это правильно. Но ставка ЦБ не отражает реальной эффективной ставки. Банки хорошие компании кредитуют в лучшем случае под 13–14 процентов, а то и под 15–16 процентов. По кругу выходит 8–9 процентов годовых, и это не так уж мало для инвестиций в КРС, где пока еще, к сожалению, покупательная способность не отвечает тому уровню цен, который был бы желателен для того, чтобы эта отрасль стала действительно инвестиционно привлекательной.

— То есть мы возвращаемся к тому, что должна быть политическая воля государства?

— Мое глубокое убеждение, что сегодня государство использует не все имеющиеся инструменты. А инструменты для того, чтобы ставки были низкими при наличии — вы абсолютно правильно заметили — политической воли, есть.

В 2007 году Национальная мясная ассоциация обратилась к ряду федеральных министров, а также к руководителям правительства с письмом о том, что необходимо внести изменения в финансовый меморандум Внешэкономбанка. Для чего его создавали? Для того чтобы он, имея возможность выдавать кредиты под 3 процента годовых, способствовал инвестициям в инфраструктурно важные, сложные инновационные проекты.

В своем письме мы объясняли, что АПК и современное сельское хозяйство — это не менее наукоемкое производство и не менее инновационно продвинутое, чем самолетостроение или автомобилестроение. Здесь и селекция, и биотехнологии, и еще много чего. Через 13 месяцев после долгого обсуждения и еще нескольких писем премьер подписал изменения в финансовый меморандум. Теперь АПК, сельское хозяйство в числе прочих инновационных и структурообразующих отраслей. Фактически политическая основа, чтобы выдавать такие кредиты, благодаря данному документу есть. Правда, мы видим, что банк не всегда готов с легкостью расставаться с деньгами на время под низкий процент. Проценты по-прежнему довольно высокие. Это расстраивает. Хотя, мне кажется, если мы понимаем крайнюю необходимость и долгосрочный характер восстановления отрасли КРС, должна быть дана команда. Но я не сторонник этого.

— Возникает вопрос, будет ли сбыт этого мяса при резком росте его производства?

— Огромное количество населения планеты никогда в жизни не ело говядины. Это касается десятков миллионов людей в Китае, сотен тысяч в Юго-Восточной Азии. И в течение короткого периода — 5–6 лет — мы прогнозируем дефицит говядины, что вызовет резкий рост цен на нее. Сегодня, если быть корректным в цифрах, у нас не 30— или 35−процентная зависимость от импорта — она уже более 40 процентов. Через пять лет Китай может стать крупнейшим потребителем говядины в мире и возьмет на себя половину мировой торговли говядиной. Тогда вопрос: если мы свою к тому времени хотя бы чуть-чуть не начнем производить, где мы ее вообще будем брать?

Кроме того, в России с точки зрения климата, воды, земли, пастбищ уникальные условия для того, чтобы стать лидером в производстве данного вида мяса.

У вас в Сибири «под брюхом» есть замечательная страна — Китай, которая через несколько лет будет экспортировать до 5 миллионов тонн говядины в год. Но, к сожалению, пока нет понимания и стратегии, что нам делать дальше. Вы вспомните мясной кризис в нашей стране в 1930 году. Те же проблемы — мелкие товарные производства, результатом которых были нестабильные поставки и низкие закупочные цены. Поэтому страна должна определиться, что эта отрасль важнейшая, ее восстановление отвечает доктрине продовольственной безопасности, и мы должны этим заниматься, как занимались самолетостроением — очень конкретно и с огромными деньгами. Напоминаю: после коллективизации 30−х годов, когда частники вырезали скот, несмотря на широкомасштабный ввоз живого скота в последующие годы, на восстановление уровня поголовья скота 1928 года стране понадобилось 40 лет. Поэтому все эти программы на год-два — конечно, хорошо, но недостаточно. Программа восстановления мясного животноводства и скотоводства должна быть рассчитана как минимум на 10 лет. Тогда будет перспектива.

— И все же, возвращаясь к сбыту. Не так давно в рамках поддержки ЛПХ сельским жителям навыдавали кредитов на свинину, а потом это мясо обрушило цены. Не получится ли так с говядиной? Есть ли смысл инвестировать, когда не совсем понятно, что будет завтра?

— Я не совсем с вами согласен. Одна из причин тогдашнего падения цен — резкий рост контрабанды из Китая. И если бы не политическая воля руководства, то нацпроект грохнулся бы. Границу закрыли, и цены восстановились. К тому же тарифная политика сегодня существенно более взвешенная, чем тогда. Мы многому научились. И те условия, в которых сегодня можно инвестировать, в частности в птицеводство и свиноводство, понятны и предсказуемы. Легко принимать какие-то решения. А вот для людей, которые слабо себе представляют, что такое свиноводство, и думают, что достаточно лишь откормить свинью, и ее купят, — это рискованный бизнес. В мире свиноводство на протяжении прошлого и позапрошлого веков было низкорискованным и высокорентабельным бизнесом. Но по мере развития свиноводства, активизации конкуренции свиноводство стало низкорентабельным с высокими рисками. В этом бизнесе остаются исключительно профессионалы. У меня на столе лежат два тома Краткого справочника американского свиноводства. В нем 1 038 страниц формата А3 с графиками, таблицами и пояснениями, как формируются цены. А вы знаете, что в четвертом квартале 2009 года цены на свинину в России упали более чем на 20 процентов? Все считают, что причина в том, что завозили живых свиней на убой. Но это лишь малая часть проблемы. Все дело в том, что у нас 35–40 процентов производства свинины на убой приходится на четвертый квартал. То есть нерегулярность поставок в течение года, ярко выраженная сезонность приводят к резким колебаниям цен. А когда растущий перед Новым годом импорт накладывается на резко повышающееся предложение на рынке живых свиней на убой, мы получаем ту цену, какую получаем. Потому что свиньи, в отличие от консервов, ждать не могут — их кормить нужно. Либо вы сегодня продаете по 65, либо завтра по 60. Это очень печально.

— В этом году можно ожидать, что цены на говядину обгонят цены на свинину?

— Я думаю, что сегодня все предпосылки для этого есть. Даже мировая конъюнктура будет этому способствовать. Потому что особого развития в мире нет. Сокращается поголовье в Аргентине, стабильно поголовье в Бразилии, падает производство мяса в Америке. Соответственно, экспортные цены, по нашим оценкам, вырастут в мире процентов на 10. Этому также будет способствовать восстановление платежеспособного спроса по мере выхода из финансово-экономического кризиса. Повышение экспортных цен повлечет более высокую внешнеторговую себестоимость. Фактическое сокращение импорта также будет способствовать росту цен. Мы должны совершенно спокойно к этому относиться. Сбыт должен быть в рамках платежеспособного спроса. Не нужно субсидировать потребление дорого мяса — люди сами должны платить за него реальную цену.

— Прошлогодняя ситуация с молоком, когда падали закупочные цены, привела к всплеску предложения говядины?

— Я не могу сказать, что на рынке мяса это сильно отразилось. Потому что это не то количество, не те объемы, которые могли как-то повлиять. Цена в четвертом квартале всегда снижается, и я не думаю, что в прошлом году это случилось из-за сброса поголовья коров.

Прежде всего нужно признать, что при разработке технического регламента на молоко были допущены принципиальные ошибки в плане необъективной оценки сухого молока, его места в нашем потреблении. Фактически полезный, важный и нужный продукт, который позволял зимой загружать перерабатывающие мощности, был дискредитирован. Сокращение производства сухого молока составило 40 процентов, что стало причиной падения спроса на сырое молоко. Та закупочная цена, которая была, — эта цена ошибок, допущенных властью.